Очнувшись, она обнаружила себя в теплой и сухой постели закутанной в мягкие одеяла. Правую щеку согревало тепло веселого огня. Запах чего-то вкусного щекотал ноздри. Пока она была без сознания, ее вымыли и переодели (Ивейн подозревала, что не обошлось без Фионы). Все еще не открывая глаз, она осторожно шевельнула ногой и сразу вспомнила о жестоких страданиях своего тела в последние несколько дней. Быстро обследовав себя, она убедилась, что кровотечение остановилось, а общее состояние было значительно лучше того, что она ожидала.
Возвращение порядка в мыслях возбудило воспоминания, и Ивейн открыла глаза. Она обнаружила, что лежит на узкой кровати возле весело потрескивающего камина. Потолок и стены комнаты были оштукатурены и выбелены, доски натерты маслом до блеска. Справа от нее сидел облаченный в черное монах, помешивая содержимое чашки, от которой и исходил вкусный запах. Позади стоял еще один монах, она догадалась, что это аббат. С другой стороны кровати коленопреклоненный Джорем, одетый в черную, вместо привычной синей, ризу, и в епитрахили, молился, опустив голову на грудь. Позади него Ивейн увидела Фиону, выносившую таз с грубыми серыми полотенцами.
Увидев внутренним зрением, что она очнулась, Джорем поднял голову. Прежде чем она успела открыть рот, Джорем приподнял ее голову, и монах стал ложкой вливать мясной бульон. Игнорируя ее сопротивление, монах подтолкнул ложку к ее губам. Ивейн сдалась, послушно глотая теплую пахучую жидкость. Когда она доела, монах поднялся и, не говоря ни слова, вышел в сопровождении аббата. Джорем уложил сестру обратно на подушки, Ивейн с любовью глядела на него.
— Можно подумать, что кто-то умирает, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Эта епитрахиль не очень-то бодрит.
— Если ты пообещаешь, что тебе она не понадобится, я сниму ее, — ответил Джорем, беря руку Ивейн и нежно целуя.
Она кивнула и снова улыбнулась.
— Я никогда не знала наверняка, шутишь ли ты или нет, ты делаешь это так редко, — произнесла Ивейн. — Но ты все-таки снимешь ее?
— Только после твоего обещания, — повторил он упрямо.
— Обещаю.
— Так-то лучше. — Он стянул епитрахиль свободной рукой, коснулся ее губами и положил на укрывавшие Ивейн одеяла, словно священное облачение должно защитить его сестру. Потом он взял ее руку обеими своими и прижал к подбородку.
— Господи, Ивейн, как я боялся за тебя! Когда вы приехали, ты была такой бледной. Фиона сказала, что роды не были тяжелыми, но ты потеряла слишком много крови! Тебе не следовало так поспешно взбираться на лошадь и ехать так далеко.
— Это было необходимо, — сказала она.
— Теперь ты должна поправиться. Но если бы ты не вышла из беспамятства, то могла умереть. А где Кверон?
— Прежде чем покинуть Шиил, я отправила его к Ревану.
— К Ревану? В твоем состоянии, когда скоро должен был родиться ребенок?
Она слегка пожала плечами, вздрогнув от напряжения слабых мышц.
— Тогда я еще не знала, что это случится скоро. Как там девочка, с ней все в порядке?
Джорем кивнул.
— Сейчас все спят. Пока Фиона и брат Доминик мыли тебя, Ансель рассказал, что произошло.
— Брат Доминик?
— Тот, что кормил тебя супом. Он работает в лазарете. Разумеется, у них нет ни одного Целителя.
— Мне тоже так кажется. — Она глубоко вздохнула. — Как Элистер? — мягко спросила она, используя это имя по привычке, хотя в комнате никого не было.
— Пока что в Дхассе, — прошептал Джорем. — Сегодня вечером я свяжусь с ним и передам, что вы добрались. Кстати, ваше желание во что бы то ни стало уйти от погони было оправдано. На следующий день после Рождества регенты объявили нашу семью вне закона. Подозреваю, именно поэтому Трурилл подвергся нападению, свою руку к этому приложил и клан слишком уж рьяных Мак-Иннисов. Но в любом случае Элистер и Джебедия ждут новостей о новом синоде в Рамосе, прежде чем присоединиться к нам. Новый архиепископ и его прихлебатели уже лишили сана всех священников-Дерини, устранили епископов, не пожелавших пойти на сотрудничество с ними, и запретили Дерини вступать в духовное сословие.
Ивейн взглянула на епитрахиль, лежавшую поверх одеял, и снова на брата.
— Кажется, ты не принял низложения.
— А как ты думаешь? — ответил он.
Его крепко сжатые зубы и мрачный огонек, тлевший в серых глазах, рассказали Ивейн все то, что она хотела знать.
Ивейн улыбнулась.
— Понятно. Ты сказал что-то про нового архиепископа. Хьюберт?
— А кто же еще? Ниеллан и Дермот бежали с нами в Дхассу, но Хьюберт наверняка знает, где мы, потому что он приказал Рану осадить город. Кай и Давит Неван убиты в соборе на Рождество, так же как и…
Он склонил голову, голос его сорвался. Джорем вовсе не собирался говорить на эту тему, особенно с ней, но Ивейн уверенно сжала его руку.
— Я уже знаю, Джорем. Все в порядке, можешь говорить и об этом.
— Мне очень жаль, Ивейн, — прошептал он. — Видит Бог, мы пытались спасти его, но не имея под рукой Целителя… Это было ужасным, бессмысленным, трагическим…
— Я знаю, — пробормотала она. — Вы не виноваты в этом. Неужели ты думал, что мне не известно об этом? Неужели ты думал, что я ничего не почувствовала, когда он умер?
Она часто заморгала, чтобы скрыть выступившие слезы, и смотрела в потолок до тех пор, пока не смогла продолжить.
— Нам не удастся пребывать здесь вечность, — произнесла она, немного отойдя от переживаний. — Нельзя подвергать опасности добрых монахов, предоставивших нам кров. У тебя есть какие-нибудь идеи, кроме того, чтобы собраться здесь всем вместе?
Джорем кивнул, вновь возвращая спокойствие духа.
— Нам с Анселем поручили начать возводить здесь Портал. Как только сможем, отправимся в старый михайлинский храм, куда мы водили Синхила. Он пустует, но давние запасы все еще там. Превратив Портал в храме в ловушку, мы будем в безопасности, по крайней мере какое-то время.
— Бывают куда худшие места изгнания. А тут мы почти как дома. Ты сказал, что вы собираетесь соорудить здесь Портал. Вам одним не управиться…
— Даже и не думай предлагать свою помощь, — мягко произнес он. — Мы собирались попросить Кверона, но можно найти и других. Насколько я помню, Фиона знакома с этим делом. Можно будет привлечь и Камлина, если он поправится к тому времени.
Ивейн вновь подняла глаза к потолку, до боли закусив губу.
— Тебе рассказали о тете Эйслин, Адриане и… Эйдане? — прошептала она дрожащим голосом.
Джорем кивнул.
— А также о том, как ты исцелила Камлина. Это было чудо, Ивейн!
— Нет, это все Тиег, — поправила она, снова поворачиваясь к брату. — Он тоже Целитель, как и его отец. Он… — Она с трудом сглотнула, упорно стараясь справиться со слезами. — О, Джорем, его отец так гордился бы им!
Не в силах больше сдерживаться, она зарыдала в объятиях Джорема, гладившего ее по голове, бормотавшего глупые слова и в конце концов установившего с ней контакт, чтобы каждый из них узнал, что случилось с другим со времени их последней встречи. Когда она наконец взяла себя в руки и открыла глаза, Джорем сидел рядом, здесь же был и брат Доминик со второй миской похлебки.
— Я не могу, — она попыталась протестовать. — Еще столько дел впереди.
Но Джорем был непреклонен.
— Единственное дело у тебя на ближайшие несколько дней — это поправляться, — сказал он. — А теперь, прошу, не перечь брату Доминику и поешь. Мы с Анселем позаботимся обо всем, пока ты не окрепнешь.
ГЛАВА XXX
Для дерева есть надежда, что оно, если и будет срублено, снова оживет, и отрасли от него выходить не перестанут. [31]
Для Камбера новый год начался не лучше, чем для его детей, ибо еще до того как он получил безрадостные вести от Джорема, его настигли печальные сообщения из Валорета. Камбер вместе с епископом Дермотом помогали Ниеллану служить полуденную мессу, что вошло у них в обычай со дня бегства в Дхассу. Сложив руки на груди, они ожидали, пока епископ дочитает последний отрывок из Евангелия:
31
Иов 14:7